героиней должна была стать отнюдь не обворожительная „pretty woman“, а девочка по вызову, употребляющая кокаин.

Деньги, полученные от своего благодетеля после совместно проведенной недели, героиня мечата потратить на исполнение своей мечты — поездки в Диснейлэнд. Осуществление этой мечты, и должно было стать концовкой фильма.

Съемки "Красотки" обошлись продюсерам в 14 миллионов долларов, в то время как в прокате эта картина собрала целых 464 миллиона.

На роль проститутки Вивиан приглашали Молли Рингвалд, Мег Райн и Дэрил Ханна. Все они отказались от роли „pretty woman“, испугавшись, что роль проститутки негативно скажется на их имидже и дальнейшем развитии карьеры, а сам фильм не будет иметь успеха.

Подобные опасения были, впрочем, не только у голливудских актрис, но и у всемирно известный автомобильных концернов. "Порш" и "Феррари" отказались предоставить для съемок в фильме свои автомобили, опасаясь, что у зрителей возникнут неправильные ассоциации с этими брендами.

В результате в первых сценах фильма Эдвард разъезжает на личном автомобиле продюсера "Красотки" („Pretty woman“) Нэнси Гросса — на спортивной машине "Lotus Esprit". После того, как фильм вышел на большом экране, объем продаж "Lotus Esprit" вырос в три раза.

Ричард Гир также не сразу стал исполнителем рои Эдварда Льюиса. До него на эту роль пробовались Кристофер Рив и даже сам Аль Пачино. Когда дошла очередь до Ричарда Гира, он согласился на участие в картине сразу и с энтузиазмом взялся за дело, но после первого дня съемок режиссер подошел к Ричарду Гиру и шепнул ему: "Нет, Ричард. В этом фильме действует один из вас. А другой нет. Угадай, который из этих двоих ты?".

Эдвард ведет Вивиан на итальянскую оперу. В фильме звучит ария из оперы Верди "Травиата", в основе сюжета которой история о куртизанке, влюбившейся в богатого мужчину. В конце фильма Эдвард исполняет для Вивиан любовную серенаду под фонограмму из "Травиаты". Ария была аранжирована специально для фильма.

Очень часто авторство песни из "Красотки" ошибочно приписывают Элвису Пресли. Но песня „Oh, pretty woman“ написана Роем Орбисоном и принесла своему автору не только известность во всем мире, но и статуэтку Грэмми за "Лучшее мужское вокальное поп исполнение".

кормился только в избе. Причем сырые овощи-пресловутую морковку он на дух не переносил. А ел только щи.

Я пытался его покормить. Той же морковкой. Но он на меня так косанул глазом. Приподнял верхнюю (заячью) губу и оскалил резцы. Улыбнулся, гад. Так что близко я к нему не подходил.

К нему и собаки близко не подходили. Только петух иногда налетит, поклююет и на насест взлетает. Ибо заяц был мстителен. Я сам видел, как он лапами бил по ноге овцу. Она то ли наступила на него, то ли чего не то сказала, но он гонял ее по всему двору, пока бабка хворостиной его не отшлепала.

А в лес он не ходил. Только до речки, до бани. Он считал хозяином, другом, отцом и вожаком всей стаи дядьку. С которым он ходил в баню. В саму баню не заходил, но всегда ждал у дверей.

Дядька, напарившись, отдавал ему веник. Видимо это было очень вкусно. Минут за двадцать заяц сьедал этот веник без остатком, вместе с лыковой веревочкой.

А прославился заяц тогда, когда однажды ночью насмерть забил в курятнике хорька. Просто утром валялся почти разодраный хорек рядом с его жертвой-курицей. А заяц сидел рядом и нервно дышал. И задние лапы его были окровавлены. Жаль, что я этого не видел. Это было зимой, а я приезжал в деревню летом.

Кличка у него была Артамон или Степан. Забыл.

Когда дядька зимой принес пару зайцев с капканов, и стал в сенях снимать с них шкурки, этот Степан заболел. Вот тогда он ушел жить к корове. А раньше он жил в сенях на половике. Он в коровнике долго лежал в соломе, корова его лизала языком, бабка ему туда щи носила. А куры около него стали яйца откладывать. Но заяц яиц есть не стал.

До весны он от дядьки шарахался. А весной дядька принес ему из леса свежих ольховых веток с распустившимися почками. И заяц смирился с такими парадоксами жизни, когда его лучший друг сьел каких-то его же родственников.

Еще он любил грызть доску от забора. Причем грыз только одну доску. Изгрыз ее до того, что дядька отодрал эту доску и отдал ему. Заяц утащил доску в коровник, где она и исчезла постепенно.

Дядька пару раз пытался его отпустить и носил в лес в рюкзаке. Но, как только его сажал на землю, заяц прижимал уши, закрывал глаза и застывал, думая, что он сливается с этим ужасом. А когда дядька начинал уходить, заяц панически верещал и бросался ему в ноги, требуя посадить обратно в рюкзак, где и затихал успокоенно.

А вы слышали, как верещат зайцы? Ну и не надо. Как младенец плачет. Похоже. Но понятно, что крик нечеловеческий.

Ну ладно.

А если б я хотел наврать, то написал бы такую историю, как дядька соорудил зайчику бронежилет из алюминиевой кастрюльки и старого ватника и как они вдвоем ходили на охоту. На рысь, например.

И еще. Заяц не курил и водки не пил. Пусть вам даже такие мысли в голову не приходят.

винта — под метр и лампочками перемигивается.

Рядом красовался рекламный стенд, мол, не будьте дураками, там-то и там, покупайте наши вертолеты...

Вроде бы, красивых девушек на свете немало, людей, умеющих виртуозно управлять моделями вертолетов, еще больше, но, когда два в одном – это реально бьет по мозгам, заставляя остановиться и, разинув рот, любоваться, как ребенку.

Что красавица только не вытворяла, даже на головы маленьким детям сажала вертолет, он, вроде бы, еще в воздухе, но в то же время, уже стоит на детской головке, к неописуемому восторгу самой "вертолетной площадки" и ее родителей. Я бы не рискнул: одно неточное движение — и вертолет может превратиться в блендер для мясного салата...

Девушку выспрашивали о технических параметрах, и о том, легко ли научиться так виртуозно управлять, та охотно отвечала, что, мол, несложно, при этом вертолет нарезал пируэты высоко над нашими головами.

Мы с удовольствием проторчали не менее получаса, наблюдая за нереальным авиашоу красавицы, вдруг сзади кто-то нагловато меня отодвинул острым локотком, но тут же с тревогой в голосе извинился... Поворачиваюсь и вижу худенького прыщавого юношу лет двадцати. Парень абсолютно потный, хоть выжимай, он не сводил напряженного взгляда с вертолета, мимикой помогая полету, а его руки нервно шарили в открытой сумке, висевшей у него на шее.

Каких только профессий не бывает на свете, но я и предположить не мог, что существует должность – секретный летчик...

ходит в раскоряку. Закурил молча и только вздыхает. Мы смотрим на него и тоже молча вздыхаем.

Дверь в туалет открылась и вошел дежурный врач (именно тот, кто и отрезал яичко бедолаги). Он сделал свои дела, очень тщательно вымыл руки и подошел к нам.

— Ну, как вы? Как самочувствие? — обращается доктор к своему пациенту (с одним яйцом который).

— Еще не понял, доктор.

— Да-а-а, надо было лечить, а не резать. Что ж вы так?

У бедолаги глаза на лоб вылезли от удивления и возмущения.

— К-как лечить?

— Ну, дорогой мой... У нас только отрезают, а в "областной" такую ерундовину за неделю бы вылечили, — с невозмутимым лицом сказал доктор.

Бедный мужик побагровел, а потом стал бледный словно смерть. Он смог только из себя выдавить бессвязные и мычащие звуки. А доктор положил ему руку на плечо и спокойно сказал:

— Да шучу я, расслабьтесь. Там тоже режут. Везде режут, — а потом как ни в чем не бывало удалился из туалета быстрой походкой.

Вот такой вот юмор у врачей.