однажды, в пятом классе, когда на перемене мы играли в футбол в школьной столовой.

Тогда, увидев директора школы, я крикнул: "Шухер! Директриса идет! ", и тут же был пойман ею за ухо.

Она объяснила мне, что зовут её так же, как и великую Ахматову, тоже Анной Андреевной. Они, оказывается, тезки. Анна Ахматова считала себя поэтом и ей не нравилось когда её называли поэтессой. Также выяснилось, что правильно говорить директор, а не директриса или, тем более, директорша. Более того, директриса – это траектория, по которой движется пуля. Директорша же, вообще — жена директора.

Для среднестатистического пятиклассника столько информации за раз было многовато. Прямо так скажем – перебор. Но я всё-таки решил уточнить: как же правильно называть мужа директора? Ответом меня, почему-то, тогда так и не удостоили.

После того случая я старался директору школы на глаза не попадаться и траекторию её движения, на всякий случай, не пересекать.

Директор вела уроки биологии только в выпускных классах школы. Знание своего предмета она требовала идеальное и безжалостно ставила двойки и тройки за малейшие неточности и ошибки даже круглым отличникам, шедшим на медаль. О каких-то "исправлениях плохих оценок" или "пересдачах контрольных работ" у неё не могло даже идти и речи. Создавалось устойчивое впечатление, что наша школа была не только с физико-математическим, но ещё и с биологическим уклоном.

Надо ли говорить, что на её первый урок по биологии наш выпускной класс шёл в некотором напряжении. Все наши опасения полностью подтвердились. Директор сказала нам, что спрашивать свой предмет она будет "со всей пролетарской строгостью" и никаких поблажек никому, кроме меня, не будет. Мне же она сразу ставит пятерки в четверти, в полугодии, за год и, автоматом, пятерка будет в аттестате зрелости. Более того, на её занятия я могу больше не ходить, а, поскольку биология у нас стоит последним уроком, то мне можно "прямо сейчас собирать портфель и идти домой".

Из школы я выходил в полном изумлении, абсолютно не понимая: с какого-такого перепуга мне привалило этакое счастье?!

Около школьного крыльца был припаркован ярко-зеленый жигуленок с багажником на крыше и с характерной оплеткой на рулевом колесе.

В мозгу у меня что-то щелкнуло, "дважды-два сложились" и я понял, что та баба Нюра, которую я всю свою сознательную жизнь наблюдал на даче на соседских шести сотках кверху задом и есть наш директор школы.

бы то ни было. Поэтому он страстно мечтал победить признанного чемпиона по шахматам. Но, поскольку сделать это честным путем не было никакой возможности, даже теоретической, Кмит решил пойти на хитрость — обменять победу на победу.

— Ты мне проиграешь в шахматы, а я тебе уступлю в борьбе на руках, — предложил он однажды М.

Тот, как всякий актер, тоже был тщеславен и соблазнился перспективой выигрыша. А для того, чтобы всё выглядело естественно, М. показал Кмиту одну сложную партию и заставил выучить все ходы. И вот в один прекрасный день с подачи Кмита актёры поспорили, удастся ли ему обыграть М. Ударили по рукам, расставили фигуры, игра началась. Все, затаив дыхание, следили за перипетиями напряженной борьбы. Кмит в финале поставил эффектный мат и после этой победы несколько дней ходил героем.

Однако настал черёд проиграть ему. Кмит, как и было условлено, после долгой и напряженной борьбы стал постепенно уступать. М. давил медленно, но неуклонно. Какая-то молоденькая актриса захлопала в ладоши… Кмит не выдержал и резко завалил руку соперника.

— Но ты же слово дал! — с осуждением набросился М. на Кмита, когда они остались наедине.

— Ты дал честное слово и нарушил его! Ты не джентльмен после этого.

— Победителей не судят! — отрезал Кмит.