Oдна из сaмых трoгатeльных истoрий жизни Мaякoвского прoизoшла с ним в Пaрижe, кoгда oн влюбился в Тaтьяну Якoвлeву.

Между ними не могло быть ничего общего. Русская эмигрантка, точеная и утонченная, воспитанная на Пушкине и Тютчеве, не воспринимала ни слова из рубленых, жестких, рваных стихов модного советского поэта, "ледокола" из Страны Советов.

Она вообще не воспринимала ни одного его слова, — даже в реальной жизни. Яростный, неистовый, идущий напролом, живущий на последнем дыхании, он пугал ее своей безудержной страстью. Ее не трогала его собачья преданность, ее не подкупила его слава. Ее сердце осталось равнодушным. И Маяковский уехал в Москву один.

От этой мгновенно вспыхнувшей и не состоявшейся любви ему осталась тайная печаль, а нам — волшебное стихотворение "Письмо Татьяне Яковлевой" со словами: "Я все равно тебя когда-нибудь возьму — Одну или вдвоем с Парижем! "

Ей остались цветы. Или вернее — Цветы. Весь свой гонорар за парижские выступления Владимир Маяковский положил в банк на счет известной парижской цветочной фирмы с единственным условием, чтобы несколько раз в неделю Татьяне Яковлевой приносили букет самых красивых и необычных цветов — гортензий, пармских фиалок, черных тюльпанов, чайных роз орхидей, астр или хризантем. Парижская фирма с солидным именем четко выполняла указания сумасбродного клиента — и с тех пор, невзирая на погоду и время года, из года в год в двери Татьяны Яковлевой стучались посыльные с букетами фантастической красоты и единственной фразой: "От Маяковского". Его не стало в тридцатом году — это известие ошеломило ее, как удар неожиданной силы. Она уже привыкла к тому, что он регулярно вторгается в ее жизнь, она уже привыкла знать, что он где-то есть и шлет ей цветы. Они не виделись, но факт существования человека, который так ее любит, влиял на все происходящее с ней: так Луна в той или иной степени влияет на все, живущее на Земле только потому, что постоянно вращается рядом.

Она уже не понимала, как будет жить дальше — без этой безумной любви, растворенной в цветах. Но в распоряжении, оставленном цветочной фирме влюбленным поэтом, не было ни слова о его смерти. И на следующий день на ее пороге возник рассыльный с неизменным букетом и неизменными словами: "От Маяковского".

Говорят, что великая любовь сильнее смерти, но не всякому удается воплотить это утверждение в реальной жизни. Владимиру Маяковскому удалось. Цветы приносили в тридцатом, когда он умер, и в сороковом, когда о нем уже забыли. В годы Второй Мировой, в оккупировавшем немцами Париже она выжила только потому, что продавала на бульваре эти роскошные букеты. Если каждый цветок был словом "люблю", то в течение нескольких лет слова его любви спасали ее от голодной смерти. Потом союзные войска освободили Париж, потом, она вместе со всеми плакала от счастья, когда русские вошли в Берлин — а букеты все несли. Посыльные взрослели на ее глазах, на смену прежним приходили новые, и эти новые уже знали, что становятся частью великой легенды — маленькой, но неотъемлемой. И уже как пароль, который дает им пропуск в вечность, говорили, улыбаясь улыбкой заговорщиков: "От Маяковского". Цветы от Маяковского стали теперь и парижской историей. Правда это или красивый вымысел, однажды, в конце семидесятых, советский инженер Аркадий Рывлин услышал эту историю в юности, от своей матери, и всегда мечтал попасть в Париж.

Татьяна Яковлева была еще жива, и охотно приняла своего соотечественника. Они долго беседовали обо всем на свете за чаем с пирожными.

В этом уютном доме цветы были повсюду — как дань легенде, и ему было неудобно расспрашивать седую царственную даму о романе ее молодости: он полагал это неприличным. Но в какой-то момент все-таки не выдержал, спросил, правду ли говорят, что цветы от Маяковского спасли ее во время войны? Разве это не красивая сказка? Возможно ли, чтобы столько лет подряд… — Пейте чай, — ответила Татьяна — пейте чай. Вы ведь никуда не торопитесь?

И в этот момент в двери позвонили… Он никогда в жизни больше не видел такого роскошного букета, за которым почти не было видно посыльного, букета золотых японских хризантем, похожих на сгустки солнца. И из-за охапки этого сверкающего на солнце великолепия голос посыльного произнес: "От Маяковского".

На одном российском пищевом предприятии устанавливали сложную импортную линию.

Там была и установка для нанесения покрытий на базе растительного масла или сахарного сиропа.

Установка была хорошая, но требовала точного соблюдения рабочих параметров, в частности, вязкости наносимого раствора.

Поставщик рекомендовал приобрести вискозиметр и опытным путем подбирать оптимальную вязкость для каждого вида покрытий.

Заказчики посмотрели на цены приборов и стали чесать репы.

Потом решили выпить пивка, простое и оригинальное решение пришло само собой.

В днище пустой пивной банки гвоздем пробили несколько отверстий.

Зачерпывали раствор, время истечения жидкости засекали по обычному секундомеру на ручных часах и вязкость измерялась просто в секундах.

Требуемая точность измерений достигалась изменениями емкости банки, количеством и размерами дырок.

Главная проблема заключалась в том, чтобы уборщицы по ошибке не выбросили этот "вискозиметр".

На дворе лихой 1991 год. Похищен сын одного московского бизнесмена. Всех подробностей рассказывать не буду, только некоторые детали. При передаче денег посреднику за заложника (6000 долларов США, по тем временам достаточно большая сумма), моей задачей было остановиться в будке таксофона (из рядом стоящей звонил бандит с сообщением, что деньги у него) и по щелчкам крутящегося диска (плюс подглядывала) отсчитать номер, передать его в техслужбу на "пробивку адреса".

Сегодня на поминках у Саши присутствовал сотрудник технического отдела отряда "Вымпел", который очень часто с нами работал (у них было и остаётся лучшее техническое оснащение). Так вот, спустя 30 лет, сегодня он решил задать вопрос, который его мучил все эти годы: "КАК?? Ты же сделала это безошибочно?!". Музыкальный слух скрипачки, зрительная внимательность и, конечно, ответственность за жизнь заложника.

Так мы работали.

Мальчика освободили через несколько часов, отец позже отправил его в Лондон от греха подальше, а я с этим парнем переписывалась ещё лет десять.

Да. В подарок от отца освобождённого мальчика получила духи Poison, над которыми плакала, так как считала, что их не заслужила, а всего лишь выполняла свой профессиональный и служебный долг. Отец мальчика был категорически не согласен. Вечером я отдала духи маме.

Вот так мне помогло моё музыкальное образование по классу "скрипка".

Elena Rifenschtal

Гена с Анютой живут в загородном доме. Окна их дома смотрят на бескрайнее поле. Они называют его Полем Чудес. Оттуда приходят невероятные твари.

Однажды пришла овца. Ну вот откуда овцы в подмосковье? Но она жалобно блеяла, замерзала и просила кушать. Хозяева накормили. По некотором размышлении поселили к собакам — примерно тот же калибр. Не к лошадям же, коровам, свиньям, курам, уткам, гусям, кроликам, ежам, барс@кам (весь список из гуманности пропущу, это очень добрые люди).

Овца в собачьей стае быстро освоилась. Внимательно изучала ее повадки, научилась гавкать с легким акцентом, и вскоре принимала деятельное участие в выгоне всего скота на выпас. Как и в самом выпасе показала себя ничуть не хуже собак.

Пару лет она с ними жила. Но однажды случилось невероятное — через Поле Чудес побрела овечья отара. Вы бы знали, какая радость выразилась на ее лице. "Морда" тут вряд ли уместно. Обернувшись, проблеяла хозяевам чисто человеческую благодарность и резво поскакала к своим.

Дело было в лохматые советские времена. Тетя училась в Ташкентском ВУЗе.

Тогда в республиках, подобных Узбекистану, была железная квота на поступление в институт. Т. е. студентов коренной национальности должно быть не меньше определенного процента. Однако, в те годы узбеки не рвались в ВУЗы. Многие и по-русски плохо говорили. Поэтому