На берегу полярного океана на деревянных помостах стоят две обычные брезентовые палатки с печками. В одной живут два геолога в возрасте, Витя и Саша, в другой – два молодых геолога, я и Илья. Вечер, отходим ко сну. В палатке соседей Витя затапливает печечку и, пока палатка прогревается, тянется их неспешная беседа с Сашей. За это время молодые рядом засыпают.

Когда в палатке становится тепло, Саша залезает в спальник и разговаривает уже из него. Витя продолжает подтапливать печку, как более теплолюбивый; пока он сидит, Саша засыпает и начинает ХРАПЕТЬ. Звуки, которые он издает, напоминают рычание десятка белых медведей, которые окружили палатку и точат зубы грубым рашпилем. Мы просыпаемся и тихо страдаем, Витя не может заснуть и тоже страдает, от невозможности заснуть топит печь. Через 15 минут от жары просыпается Саша и перестает храпеть, но начинает ворчать "Какого лешего, Витя, ты так натопил?! Дышать невозможно!". Витя залезает в спальник и засыпает, засыпаем и мы. Саша сидит на спальнике и ждет, пока палатка из сауны превратится обратно в спальню. Через полчаса палатка соседей остывает, Саша залезает в спальник и засыпает. Включается хор медведей, число участников которого выросло и среди рашпилей появились какие-то ударные (чем это достигалось, не знаю до сих пор). Просыпается Витя, с ненавистью смотрит на Сашу, и от нечего делать начинает подтапливать печку. Через 15 минут в палатке от жары просыпается Саша, медведи замолкают, слышен голос Саши "Какого лешего...?! " — и цикл повторяется вновь. И так до утра, каждую ночь, 6-7 циклов (мы считали). Утром все не выспавшиеся и злые вылезают и идут работать, вечером все повторяется.

Через неделю мы не выдержали и перетащили нашу палатку вместе с тяжеленным помостом подальше от этого рычащего термоада, в результате до нас доходила только вибрация. Через день к нам неожиданно посреди ночи пришел со спальником Витя, втиснулся между нами и пробормотав "Я немного посплю тут, ладно? " мгновенно вырубился. Еще через полчаса в палатку влез со спальником Саша, раздвинул всех (Игорь в спальнике упал с другой стороны помоста) и пробормотав "Я немного посплю, ладно, а то там холодно" сразу уснул... Через 3 минуты (я засекал) палатку окружили медведи и... понеслось! Не выдержав, я очумело оглядел композицию в палатке, и ушел со спальником в опустевшую палатку старших товарищей. Только согрелся – пришел Витя и со словами "Он там храпит немного, я тут посплю, ладно? " отрубился. Еще через полчаса пришел Саша и со словами "Одному в палатке некомфортно" (Илюха так и валялся в спальнике возле помоста, притворившись мертвым) лег между мной с Витей и заснул. В ужасе я прислушался – и уже через 3 минуты нас окружили какие-то гибриды медведей со слонами... Пришлось уйти к себе и задраить дверь...

Этот кордебалет в разных комбинациях продолжался еще недели две, и никогда более конец сезона не воспринимался мною с такой глубокой и непреходящей радостью!

— Накрылась моя премия, похоже

— Чего опять?

— Пришел интернам лекцию читать. С бодуна, не в духе, очки забыл. Захожу — опять 25: доска в каракулях, сидят, болтают, половина опаздывает. Гаркнул на них, стер, написал задачу, говорю: "Чтоб через 15 минут решили". И ушел пить кофе и за очками в машину.

— Вернулся — сидят, двадцать стеклянных глаз смотрят в никуда. Спрашиваю, где решение. Мычат что-то невнятное, на мотив "я им задачи не давал", и в доску тычут — чистая.

— А куда ж я тогда пришел? Оказывается, в переговорку напротив, где заседание Совета директоров. Стер их стратегическую писанину, рыкнул: "Хватит херней заниматься, вот, задачу решайте", — и вышел, хлопнув дверью.

— Мда, молодец.

— Дальше — хуже. Генеральный у нас — тролль еще тот. Сказал, дескать, дело чести, коллеги, ведущий специалист просит — надо решать. Вот они там пыхтели все вместе над ограниченным поиском, родили десятистрочник на Питоне, и позвали проверять.

У моего приятеля Сержа однажды поселилась японская семья. Сейчас просто устраивать обменный домашний туризм — немножко гугля, скайпа и интереса. Выйдя из квартиры Сержа, многие покрутят пальцем у виска, а для японцев само то. Предельный минимализм — хороших вещей почти ничего, плохих нет совсем. Я давно бросил искать по антикварным лавкам хоть слабое подобие его кофейного сервиза — крохотные чашечки невесомы, как лепестки. Но гостей-японцев потрясли не чашечки, а штука, которой нет ещё на этом свете названия. Слиток серебристого металла, как обломок летающей тарелки, имел совершенную, слегка изогнутую во всех трёх измерениях форму. Небольшой с виду, он весил килограмм пять и тяжко прижимал цыплят табака на шипящем подносе. Загадочный металл проводил тепло мгновенно, до каждой точки распластанных им цыплят. Выгнутые бока надёжно обжимали цыплят со всех сторон, не давая им высохнуть. Обтекаемые формы выглядели бы скучновато, если бы не драматический молниевидный зигзаг с узкой стороны, за который было удобно ухватить эту тяжеленную штуку. Японцы долго выспрашивали, какой мастер дизайна это произвёл, и как с ним связаться. А Серж ломал голову, надо ли им объяснять. Это был великолепно отшлифованный и любовно отполированный им самим ещё в юности, случайно найденный обломок зубца советского экскаватора...

Мой друг-майор МЧС знает весьма много баек. Одну из них хочу поведать.

Спасатели-люди, как все, посему выпить тоже не дураки.

И вот жбанит компания день, жбанит два, уже в магаз в одних тапочках бегают. И тут у одного из них случается просвет: "[м]ля, мне сегодня жену из Питера на вокзал встречать ехать!!!"

Ему говорят, мол ты жирани ещё грамм 150-200 и со спокойной совестью поезжай. Сказано-сделано.

Прошло после всех этих событий какое-то время, встречаются участники того мероприятия уже по новому поводу и этот кекс вещает:

— После прошлого раза просыпаюсь я дома — жутким бодуном мучимый.

Чувствую — кто-то рядом сопит. Смотрю — баба голая!!!

Я ей по жопе — хрясь! вставой, мол, собирайся, у мнея сейчас жена из Питера должна приехать. А она мне — А я уже приехала!!!

Кекс отмазался: НАДО-ЖЕ ТАКОМУ ПРИСНИТЬСЯ!!!

Всю свою сознательную жизнь я прожила в посёлке, где была колония строгого режима. Родители были военными и там работали. Когда мне исполнилось 21, то тоже устроилась работать в колонию — другого выбора не было. И очень я понравилась одному молодому осуждённому. Да и мне он тоже нравился. Он очень мило за мной ухаживал. Каждый день ждала