трудное время. Я был единственным кормильцем в семье из пяти, и это давило еще сильнее. Тогда случилось массовое закрытие автомобильного бизнеса, и биржа была переполнена спецами. Пособия хватало только на жилье. Работа не находилась уже полгода, и сбережения закончились.

Я стал шабашить по домам за кэш, сторожить ночами, но это были крохи. И вот от отчаяния я решился покусится на дружбу. Пару последних лет я, без всяких просьб, документировал сборы нашей компании. Пьянки на природах, новогодье и днирожденья... всё. Снимал на свою хорошую технику, комбинировал видео и фото, озвучивал, и делал короткие забные смотрибельные фильмы вместо принятых тогда двухчасовых панорам застолий с кривыми рожами. Тогда, двадцать лет назад, это занималр кучу времени. За которое всего лишь говорили спасибо. Так вот, однажды, после очередного сабантуя, я сверстал кино наилучшим образом, часов за 13, размножил на ДВД, наклеил красивые лейблы на дискии и коробки, и попросил участников заплатить. Оценив работу всего лишь в два часа минимальной оплаты по стране. Меньше цены бутылки дешевой водки. Пару пузырей которой каждый выпивал при встречах.

Как оказалось, даже за эти копейки фильм стал ненужным. Участники сочли себя оскорбленными. Никто даже не подумал спросить о причине неожиданной жадности. Хотя всем было известно о моей затянувшейся безработице. А еще слухи донесли, что главный заводила бросил нечто типа "вот так, за деньги, предают дружбу".

Диски выкинул. Вместе с компанией. Еще через месяц нашел классную работу.

А еще лет через десять меня разыскали бывшие собутыльники, и стали выпрашивать тот фильм. Сначала по дружбе, потом предложили в двадцать раз больше. Что-то важное для их памяти там оказалось.

Но я злопамятен. И сказал, что фраза о потере дружбы из-за денег имеет два значения.

И так закрыл свой затянувшийся гештальт.

в голову такая мысль, он вклинивался и молча отдавал вещи хозяину. Валентин вообще не очень любил говорить. Его двухметровая фигура и многозначительно демонстрируемые пудовые кулаки убеждали лучше слов. При этом, я никогда не обращался к нему за помощью. Он появлялся в нужное время словно из-под земли.

Впервые наши пути пересеклись в штабе, куда нас вместе поставили в наряд. Молодых туда не направляли, но командир роты сделал исключение, потому, что в дороге мои очки разбились, а без них я был слеп, как крот. Кроты же в караул не заступают.

Сержант Плотников был дежурным по штабу, а я – пустым местом. Если надо было что-то сделать, он говорил, все остальное время я для него не существовал. Часов в десять вечера он отправил меня спать на топчан в дежурке. Сон не шел. Обещание сержанта, что меня через два часа ожидает уборка и мытье полов во всем штабе, сильно бодрило. Особенно пугала перспектива работать до утра, если с первого раза не получится идеальная чистота.

Сержант сидел за столом и что-то делал. Когда раздался то ли рык, то ли стон, я незаметно подсмотрел, в чем дело. Он корпел над своим дембельским альбомом. Деревенский парень, никогда раньше не занимавшийся подобным, готов был рвать и метать.

Линии получались кривыми, буквы — уродливыми. Он психовал, откладывал альбом и выходил на крыльцо, покурить и успокоить нервы.

Я – наивный чукотский юноша, предложил ему свою помощь. Он недоверчиво посмотрел на меня и, видимо, решив, что хуже не будет, разрешил. Дело сразу пошло на лад. Закончив за пару минут то, над чем сержант безуспешно бился целый час, я расхрабрился и предложил сменить устаревший дизайн на что-нибудь новое. Мне был дан карт-бланш.

Вы не поверите, самому не очень верится, но в ту ночь сержант сам убирал и мыл штаб!

Работа над его дембельским альбомом не просто сдвинулась с мертвой точки, а шагнула далеко за те горизонты, которые он себе представлял. Ситуация повторялась много раз, стоило нам снова вместе заступить в наряд по штабу. Был договор. Он убирает, а я говорю всем, что убирал я. Ему не по статусу шуршать, а мне не по статусу делать альбом.

Честно говоря, было жутко неудобно, что за меня кто-то делает работу, однако, стоило заикнуться о том, чтобы самому убраться, мне было сказано:

— Ты что, дурак? Делай, что умеешь, и меня не зли!

Альбом получился на славу! Главное, ни у кого такого не было. Сержанту завидовали, а он купался в лучах славы, ведь все думали, что альбом он делал сам.

Как это часто бывает, в один прекрасный день все едва не пошло прахом.

Увлекшись рисованием, я не заметил заместителя командира, который пришел рано утром в штаб. Это был залет! В подобных случаях, альбом изымался, а его владелец наказывался.

Однако, фортуна снова выкинула фортель. Вместо того, чтобы забрать альбом, офицер полистал его, а затем спросил:

— А ты мог бы такие же самолеты в наш актовый зал нарисовать, только большие!

Я сразу согласился, хотя ничего подобного в жизни никогда не делал. Он кивнул, затем отдал альбом и сказал:

— Спрячь, еще раз попадешься, ты его больше не увидишь!

Когда я рассказал об этом сержанту, у него в глазах на короткий миг показалась моя смерть, помахала игриво ручкой и исчезла. Сержант вздохнул, забрал альбом, с тех пор для работы мне предоставлялись лишь отдельные страницы.

Потом к нему пришел дембель, и у меня не стало защитника. Пришлось защищать себя самому, конечно, если не считать зам командира, для которого я оформлял актовый зал, еще одного зама, вместо которого я сдавал экзамены в пединститут, начальника штаба, с сыном которого занимался математикой, и других людей, которые по доброй воле готовы были меня защищать.

Главное для меня было не забывать слова сержанта Плотникова, сказанные мне на прощание:

— Если люди узнают, что ты многое можешь, будь готов к тому, что они захотят получить это силой.

Не все такие дураки, как я.