в движении и незамедлительно броситься наперерез потоку, стараясь переплыть эту железную реку в самом узком месте, или же наоборот, нужно всячески обозначить свое место в мире и на дороге, вытянуть правую руку вперед и немного в сторону, показывая участникам движения, мол, я — иду, ты — стоишь.

Во Вьетнаме не работает ни то, ни другое. Поток не имеет просветов и не останавливается никогда. Тут принято объезжать пешеходов как очередную помеху на дороге, пересекающим же движение предлагается в самом прямом смысле этого выражения довериться потоку.

То есть ты видишь загруженную магистраль, по которой несутся машины, автобусы и несметное количество байков. Ты не ждешь просвета, ты не надеешься на светофор: он ничего не меняет в твоей картине мира. Ты просто спокойно начинаешь движение, прямо в гущу транспортного хаоса. И хаос расступается.

Видели как капля моющего средства попадает на жировую пленку на поверхности воды? Вот так же себя ведут все участники движения. Они плавно, но стремительно меняют траекторию движения и огибают тебя по дуге, существующей только на это мгновение.

Подуй на каплю фэри, чтобы она начала движение к бортику кастрюли: пятно, свободное от жира, будет двигаться за ней, создавая идеальную мобильную окружность.

Вот так всё и происходит. Но при одном условии. Если ты, дурак, никуда не дергаешься. Если ты можешь продолжать свое неспешное и полное достоинства путешествие даже перед лицом смерти в виде несущегося прямо на тебя байка — всё хорошо. Но стоит тебе хоть на секунду дрогнуть сердцем, хоть на мгновение смалодушничать и рефлекторно отпрыгнуть, и ты тут же окажешься под колесами того самого байка. Потому что отпрыгиваешь ты всегда именно туда, где он собрался тебя объезжать.

В этом столько мудрости и такая глубокая метафора, что я каждый раз, когда перехожу дорогу, немедленно просветляюсь как тот юный Сяо.

книгу про индейцев. Оооо! Какие это были благородные и краснорожие люди! Они скакали на лошадях, стреляли из луков, кидали томагавки и бумеранги. В общем как могли защищали свою честь и честь девушек своего племени от назойливых посягательств белокожих.

По окончании прочтения, я еще находясь в мечтательном состоянии сделал себе лук, но как-то с ним не сложилось. ТО ли лук не получился, то ли стрелы были кривые, уже не помню. Следующая очередь была за томагавком.

Его роль блестяще исполнит туристический топорик, но ровно до того момента, когда матушка узрела свой пододеяльник натянутый на заборе, в который я самозабвенно метал топор. После этого, воинствующая бледнолицая пообещала отважному индейцу неподъемных пилюлей и унесла пододеяльник зашивать.

Оставался бумеранг. Без вариантов. К счастью, в книге хоть и не было чертежей, но описание было настолько подробным, что я не колеблясь приступил к воплощению мечты индейского оружейника. Тем более, как специально, на даче завалялась кривая коряжка, как раз нужной формы.

Целый день я фонтанировал древесной стружкой и наконец, к вечеру из под золотых рук мастерового вышел бумеранг.

Все было сделано точно по описанию, в том числе и лопасти винтом. Единственное, о чем в книге не было сказано, это про его размеры. Но прикинув детским умом, что индейцы люди серьезные, и мелочами заниматься не будут, выстругал изделие соответственно своему представлению.

Возможно Чингачгук и крутанулся пару раз в своем склепе, но меня уже ничего не смущало. И даже то, что батя увидев какую буратину я сваял, нервно икнул, как-то меня не смутило. Ибо я обладал настоящим бумерангом!

Первое испытание было решено провести на поляне.

Пока я пер этот гигантский вентилятор до места пуска, то умудрился уронить его на лапу соседской огромной собаченции, которая подбежала ко мне с какими-то явно нехорошими мыслями. Серьезная животная, которой и перечить-то никто не смел, взвизгнула, глянула на меня с ужасом и нырнула обратно под забор. Я еще тогда заподозрил некоторую авантюрность предприятия, но…

…Взявшись обеими руками за край винтообразной деревяшки и ухнув от натуги, я попытался запустить ее в сторону предполагаемого противника. То ли противник был далече, то ли детские пальцы сильно слабы, но бумеранг почему-то не полетел. А даже совсем наоборот, упал вертикально вниз.

Фигня задача. Покрепче ухватившись за непослушную древесину, я сделал два оборота вокруг своей оси и, крякнув, запустил изувеченное дерево вдаль. Странное дело, вроде как бумеранги должны возвращаться, рассуждал я, разыскивай свой шедевр в высокой траве.

Наконец я его нашел, а заодно сделал вывод, что кидать надо сильнее, выше и так далее. Привычно сделав два оборота вокруг себя, я разжал пальцы и с удовольствием увидел взмывшую ввысь свою каракатицу.

— Фима! Фимочка! Ты где? Где ты мой маленький!

Навстречу мне по поляне шла какая-то тетка, пристально смотрела в траву и даже изредка ее шевелила носком туфельки.

Тетка была красивая, одета сильно модно, и вся такая манерная-манерная. Сейчас таких называют – гламурные. На руках были белые кружевные перчатки, которые она периодически брезгливо отряхивала.

— Фимочка, ну где же ты мой маленький?

Я еще подумал, ребенка, что ли потеряла. Так какого фига ты его в траве ищешь? Мальчик-с-пальчик, что ли?

И тут я заменил некоторую настороженность в обстановке. Почему-то замолчали птицы и даже кузнечики и те заткнулись. Почему все насторожились, я понял довольно быстро. Можно сказать, сразу.

Мое нехитрое изделие летело прямо на красивую тетю. А красивая тетя, ничего не видя, все шевелила высокую траву и искала своего мальчика-с-пальчика.

— А мне ведь писец – почему-то мелькнула мысль.

— Угроблю тетку, будет неприятно.

В том, что ее угроблю, я почему-то ни капли не сомневался. Ибо получить с налету в бубен таким вот дельтапланом, это не то, что нежную тетку, тут и самца гориллы запросто можно разума лишить.

Но судьба была благосклонна ко мне. Или к ней. Тут уж совсем непонятно.

Это я так долго рассказываю, ибо заново переживаю сию романтическую историю. На самом деле все заняло совсем мало времени.

— Ну где же ты, противный Фимочка? Покажись…

В этот момент жестокий инструмент – бумеранг, лениво вращая своими чудовищными лопастями с отвратительным чваком врезался в землю в метрах пяти от красивой тети.

И буквально в ту же секунду, разрезая летнее марево истеричным визгом, из травы взмыл, получивший в жопу деревянным пропеллером, как я сейчас понимаю, долгожданный Фима.

Фима оказался совсем не мальчик-с-пальчик, а скорее песик-с-носик. В летящем и похабно визжащем существе с трудом угадывалась достойное племя собачьих. Скорее оно напоминало облезлого, старого хомяка, который сослепу сел на ежика.

— Фимочка! – взвизгнула красивая тетя, и ее визг гармонично слился с визгом воспарившего Фимы. А Фима летел и причитал, летел и причитал. Я как-то автоматически отметил, что летит он хоть и гораздо ниже моего бумеранга, но бесспорно красивее. Еще подумал, что следующий раз надо будет к лопастям свисток привязать, чтобы так же летело и свистело.

… Все-таки крайне неудобно гнаться за мальчишкой на каблуках и со свистящей собачкой под мышкой. Фима уже израсходовал весь отпущенный ему создателем визг, и теперь открыв маленькую пасть, просто свистел на одной ноте, зажатый подмышкой и выпучив мне в спину свои два огромных глаза.

Вернувшись через час, я нашел на поляне свой бумеранг. Точнее то, что раньше называлось бумерангом. Красивая тетя, не догнав меня, вернулась на поляну и долго мстила суровому оружию справедливых индейцев, превратив бумеранг в две потрепанные лопасти от карлсона-неудачника.